Чарота, И. «Самое страшное сегодня – испытание бездумностью» / Иван Чарота ; [беседовала] Светлана Сёмкина // Белорусская нива . – 2004. – 20 января. – С. 4.

Государственную премию “За духовное возрождение” получил уроженец Кобринщины И. А. Чарота.

«САМОЕ СТРАШНОЕ СЕГОДНЯ

ИСПЫТАНИЕ БЕЗДУМНОСТЬЮ»

По доброй традиции вот уже несколько лет в рождест­венский вечер глава нашего государства вручает премии “За духовное возрождение” выдающимся деятелям науки и культуры. Среди четырех ее нынешних обладате­лей и доктор филологических наук, профессор, заведую­щий кафедрой славянских литератур БГУ Иван Чарота. Он единственный специалист в республике по югославистике, консультант Белорусской и Московской энциклопедий по вопросам межславянских связей, истории правосла­вия на землях восточных и южных славян. Автор свыше 350 научных работ по вопросам славянских литератур и культур и более 700 художественных и богословских переводов впервые удостоен высокой награды. Но лац­кан пиджака его выходного костюма уже два года скром­но украшает орден Преподобного Сергия Радонежского, коим нашего соотечественника наградил Святейший Пат­риарх Московский и всея Руси Алексий II. А за кандида­туру Ивана Чароты на соискание премии “За духовное возрождение” ходатайствовал Экзархат Белорусской православной церкви.

— Этот факт для меня особен­но важен, — признается Иван Алексеевич. — Церковь хода­тайствовала, и государство сочло возможным дать мне эту награду. То есть, несмотря на то что церковь у нас отделена от государства, многие благие дела они творят вместе, “в сим­фонии”, как говорили богословы, поддерживают друг друга. Не могу сказать, что ждал этой награды, но не скрою: приятно, когда твои скромные труды за­мечают. Хотя без всякой иронии говорю: “Удостоен недостой­ный”.

Иван Алексеевич действи­тельно человек чрезвычайно скромный. Именно той интелли­гентной скромностью, которая поистине украшает, и у людей, знающих о его добродетелях и трудах, вызывает искреннее уважение. Хотя интеллигент Ча­рота только в первом колене. Вырос он в крестьянской семье на Кобринщине, в деревне Лыщики. За семь верст от нее в соседнем селении стояла при­ходская церковь, куда мать час­тенько водила сына. Очень на­божным был и дедушка Ивана Алексеевича. Знал все, даже малые, православные праздни­ки, а поскольку специальных ка­лендарей тогда не было, вся ок­руга бегала у него справляться. И молитвы, что помнит с детст­ва, Иван Алексеевич записывал тоже от деда. Крещенный и ве­рующий уже ребенком, он, как всем полагалось в то время, был и пионером, и комсомольцем, но каких-то гонений за свою веру на себе не ощутил. И все же сегодня Чарота говорит о своем возвращении к Церкви, которое во многом проходило через Сербию.

…Конец 80-х, семинар югославистов в Белграде, в про­грамме которого была экскур­сия по сербским монастырям и храмам. “Для меня это очень трогательный момент, часто его вспоминаю, — рассказывает Иван Алексеевич. — В нашей группе был студент из Петер­бурга, молодой человек из из­вестной филологической семьи. Все мы вели себя в храмах как экскурсанты, а он, возрастом сын мне, — все как положено: трижды наложит на себя крест­ное знамение, к иконе храмовой подойдет. И мне стало невероятно стыдно. После этого никог­да я не заходил в храм, надле­жащим образом не перекрес­тившись и не приложившись к храмовой иконе…”

В последние годы довольно часто и по разным поводам го­ворят о духовном возрождении. Само название высокой награ­ды, которая символично вруча­ется в светлые дни великого христианского праздника, за­ставляет задуматься, что есть в наши дни духовность и не по­верхностны ли мы в оценке тех или иных явлений, спеша на­звать их возрождением духов­ности. С этого, собственно, и началась серьезная часть наше­го с Иваном Алексеевичем раз­говора. Своего рода рассужде­ние о духе времени.

— Понятию “возрождение» соответствует христианское воскресение — воскресение из духовно мертвых. Три поколе­ния при власти советской ухо­дили от церкви, от веры, от ду­ховности в ее первичном значе­нии, связанном с Духом Святым. Безбожие, атеизм и формирова­ли людей духовно мертвых. Когда мы говорим о духовном возрождении сегодня, то именно это воскресение имеем в виду — стремление навстречу Святому Духу. Духовность — от купели и от чаши, но для меня духовность — еще и возвращение. Помните евангельскую притчу? Блудный сын возвращается, и он дорог отцу более, чем сын, что был подле него. Поэтому мы Богу не менее дороги, возвращающиеся, как блудные дети, к которым я причисляю и себя.

Но это возвращение еще не столь осознанное. Неко­торые люди стали ходить, а если точнее, захаживать в церковь, в основном, свечку поставить. И в этом они склонны видеть залог буду­щей своей успешности в чем-то, ждут, что вот им воз­дастся. Но истинной глубины чувств здесь еще нет…

— Безусловно, не все гладко в процессах возвращения к Церкви. Часть людей зациклена на ритуальности, хотя сами по себе ритуалы ведь ничего не меняют. Это еще инерция того периода, состояния безбожности. Меня поначалу это раздра­жало: идет богослужение, а че­ловек лезет напролом, распихи­вает людей, чтобы свою свечку поставить. Или когда разгова­ривают в храме. Но в то же время понимаешь: нельзя су­дить о вере других. Это воспи­тывает терпимость. Пусть пока так, хорошо уже, что человек за­хотел прийти в храм. Сейчас многие молодые люди приходят в церковь. Только при нашем приходе Свято-Петро-Павловского собора существуют три молодежных братства. Стара­юсь со всем вниманием отно­ситься к этим ребятам, чтобы их обращение к церкви не было данью моде, а стало неким ду­ховным деланием.

Не кажется ли вам, что, по крайней мере, одно поко­ление молодых мы потеря­ли? Поколение, отказавшее­ся от литературы, а следова­тельно отказавшееся ду­мать, которому все заменил телевизор и его идолы киллеры, супермены и про­чие “рыцари” без страха и упрека. Словом те, кто про­поведует заманчивый жиз­ненный принцип “если очень хочется, то можно все”. И, кстати, литература, великая славянская, это поколение не задела. Сегодня они не хотят быть похожими ни на какого литературного героя, хотят быть самими собой так они думают. Но это пото­му, что у них просто нет геро­ев эти ребята сами не знают, кто они. Зато телеви­зор им это очень четко пока­зывает

— Это наша огромная беда. Действительно, по своим функ­циям слово становится все менее воздейственным, а сред­ства масс-медиа с их визуаль­ными картинками все больше завладевают массовым созна­нием: сиди и смотри и ни о чем не думай. Если же попытаться вывести тип героя нашего вре­мени из литературы, это не удастся. Здесь мы пришли к си­туации безгеройности. Поиск положительного идеала поте­рял для литературы свою акту­альность и возможность реше­ния. Писатели более озабочены высвечиванием негативного и в этом, пожалуй, даже пере­усердствовали. Литература по большей части потеряла ориен­тиры, и следить за ней стало практически невозможно. По сути, мы утратили то, что назы­вали литературным процессом. Он распался: писатели есть, а литературной жизни почти нет.

Для меня во второй половине XX века нет большего поэта, чем Юрий Кузнецов. Помните, в его поэме “Атомная сказка” проводится эксперимент над лягушкой? Там есть такие слова:

“В тяжких муках она уми­рала,

В каждой жилке дрожали века,

И улыбка познанья играла

На счастливом лице дурака».

Вот вам образ эпохи и ее героя! Он познал и счастлив тем, но при этом он полный дурак. Это универсальная и невероятно емкая метафора. Или взять «Прощание с Матерой» Вален­тина Распутина. По этим обра­зам будут и через тысячелетия судить о нас, о людях конца XX века. Сегодня литература эту задачу потеряла для себя, не видит ее. Увы…

Более тридцати лет вы занимаетесь Сербией и сла­вистикой в целом. Происхо­дит ли то же у наших братьев-славян, насколько важны для них межславян­ские связи в меняющихся геополитических условиях?

— Как и белорусов, сербов примерно десять миллионов. Они тоже очень пострадали в войнах. К слову, настоящее пар­тизанское сопротивление во Второй мировой было только в Сербии и Беларуси. Но если об окончательной сформированности белорусской нации даже на настоящий момент говорить трудно, то сербы выделились как народ еще семь веков назад. И этот народ засвидетельствовался в истории как до­статочно воинственный и муже­ственный. Сербы — одни из не­многих славянских народов, ко­торые сегодня чтят свою славянскость и стараются всячески ее укреплять. У нас есть мнения, что славянскость — некий ата­визм, ретроградство, нам нужна европейскость. Что само по себе — глупость безусловная: никакой европейскости без славян быть не может. И что инте-  ресно, в тех странах; которые уже ушли дальше нас в этой ев­ропеизации, интеллигенция хо­рошо понимает опасность таких тенденций, там очень сильны идеи славянства. У нас же эта заполошная устремленность в Европу идет от незнания, от не­понимания ситуации. Результат того, о чем мы выше говорили: часть людей уже не способна задуматься. И это самое страш­ное искушение и испытание для нас сегодня — испытание без­думностью, которая парализует разум и волю человека, превра­щая его в робота “с улыбкой на счастливом лице”. Таких можно вести куда угодно. Противосто­ять этому можно только верой, она помогает духовно прозре­вать.

Напоследок — вот вам кар­тинка, мимо нее нельзя пройти не задумавшись.

Посреди старинной Брати­славы — здание посольства США. Несколько раз обнесен­ное колючей проволокой и ох­раняемое десятком автоматчи­ков. Ни одно посольство так себя не охраняет. Это настолько впечатляет, что отчетливо пони­маешь: вот куда тебя зовут. Я видел, как моим словацким кол­легам стыдно, что в их стране так ведет себя государство, олицетворяющее авангард прогресса. Какое равноправие? Для думающих людей этого никак не обойти. Так что, думай­те, думайте, господа.

Как точно нашел он метафору нашему времени: «испытание, искушение бездумностью». Не с того ли оно началось, когда, забыв имя свое, открестившись от дедовской веры и прошлого, мы тем самым стали на путь иванов, не помнящих родства. Слава Богу, ныне все возвраща­ется на круги своя. И вместе с верой, которая все больше теп­лится в людских сердцах, при­ходит понимание, что жить нам все же в православном государ­стве, а не в царстве доллара, где всем движут жажда наживы и обман. Про то всегда помнить будем и на том стоять.

Беседовала

Светлана СЁМКИНА.